Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду
– А в самом деле, интересно… вот если эта девица, чуть шире раздвинет ноги… можно ли будет что-нибудь увидеть. Хотя, нет, вряд ли. У женщин так устроено, что ничего не видно, сколько не раздвигай. Чтобы туда заглянуть, нужно раскрыть руками…. – размышляла я, глядя на молодую женщину, устроившуюся на лежаке напротив.
Я представила, как подойду к ней и двумя пальцами раздвину её покрытую волосами промежность. Та откроется и… Я почувствовала, как у меня самой, там, куда я собиралась заглянуть, стало мокро.
– Ну, что? Нравится? – услышала я по-русски и от неожиданности вздрогнула.
Кто-то по-дружески слегка шлёпнул меня по коленке. Я подняла глаза. Рядом стояла невысокая худенькая женщина. Вернее, женщиной её можно было назвать с натяжкой. Это был скорее подросток невнятного возраста. Несформировавшаяся фигурка, почти с отсутствием талии, узкие бёдра и практически плоская грудь. Пожалуй, только голос выдавал её женственную природу.
– Непривычно? Первый раз тут? – спросила она снова, не ожидая ответа.
– Да… Даже представить такое не могла… лежу, не знаю, куда деться, – искренне призналась я.
– Жанна, – представилась незнакомка и, не дождавшись ответа, продолжила. – Когда я первый раз сюда пришла, тоже находилась в ступоре, как ты… Брось, не тушуйся. Кого интересует твоё тело? Никто же не смотрит…
– Да, я вижу, что не смотрит. Но всё равно… неловко. А откуда ты узнала, что я русская? – спохватилась я.
– А ты думаешь не видно? – Жанна засмеялась, обнажив красивые белые зубки.
– Да, нет, думаю, видно. Но по одежде. А голые все одинаковые, если ты ни фиолетовый негр, конечно.
– Цветом кожи от немцев или англичан мы не отличаемся, ты права. А вот поведением… посмотрела бы ты на себя со стороны, сидишь, скукоженная, – Жанна опять широко улыбнулась. – Да, вставай, кончай комплексовать, пошли париться…
Жанна протянула руку, помогая встать, и я поднялась с лежака.
– А ты в отличной форме, – сказала она, нагло разглядывая меня.– Такой можно ходить голышом ни о чём не думая. Вон, посмотри, какие дряблые бабы тут ошиваются. И те не стесняются. Себя нужно уметь любить…
4.
Буквально за пару лет до этого, я даже представить не могла раздеться перед кем-то, кроме Кира. Если бы кто-то сказал, что я буду шляться в чём мать родила среди компании мужчин и женщин и без тени стеснения общаться с ними, я бы просто не поверила. Но в жизни происходит немало удивительного – я привыкла к голым мужчинам и женщинам так быстро, что сама не заметила. Очень скоро я не только перестала рассматривать чужие пенисы и груди, но и перестала стесняться своего тела, поняв, что стесняться нечего.
На фоне других женщин смело передвигающихся по залитым светом помещениям сауны, несмотря на короткие толстые ножки, отвислые груди, полоски жира и куски целлюлита на бёдрах, я смотрелась очень неплохо. Однако и это не главное. Я поняла, что в бане никто не смотрит на тебя как на предмет вожделения. Никто не рассматривает твою грудь и не елозит сальными глазками по волосам в паху. Каждый занимается собой. А если и смотрит на тебя, вступая в разговор, то в лицо, а не ниже… от чего у тебя ощущение, будто ты в офисном пиджаке, а не голиком.
Через пару посещений бани я уже уверенно сбрасывала с себя бельё и спокойно проходила в парную. Но Киру рассказывать о том, что происходило после занятий теннисом, я побаивалась. Почему-то казалось, он не поймёт, приревнует, разозлится. Наше советское пуританское воспитание еще крепко сидело в моём сознании. Несмотря на наши своеобразные половые отношения, мужем он был завидным, и терять его никак не хотелось. Кир позволял мне многое, в глубине души прекрасно понимая, что должен хоть чем-то удерживать жену, восполняя хорошим этим то, чего он сам дать не мог. Но и я прекрасно понимала, что вряд ли буду иметь с другим мужчиной всё, что имею с Киром, а потому вольничала с оглядкой – что скажет или подумает муж, не будет ли ему это неприятно..
– Что же… за всё надо платить, – нередко думала я. – Пусть с членом не повезло. Зато всё остальное, лучше и не приснится. Идеальных мужчин на свете не бывает. Как, впрочем, и женщин…
С Жанной, которую я встретила в сауне теннисного клуба, мы быстро подружились. В Германии она жила какое-то время, выйдя замуж за немца. Также как и я, она не работала и не знала, чем себя занять. Два раза в неделю Жанна заезжала за мной по дороге на корт. Она лихо рулила новеньким спортивным Мерседесом, полученным в подарок на последнее рождество от мужа-капиталиста. Я падала в удобное кожаное сиденье рядом с подругой, и мы ехали гонять мячи.
Наше общение становилось всё более тесным. Мы проводили время вместе не только на корте. Всё чаще Жанна таскала меня по бутикам то в поисках подходящих к новой сумочке туфель, то, наоборот, ей вдруг срочно нужен был саквояж к новым ботикам. Увидев, что я не могу позволить себе покупки в таких дорогих магазинах, она легко расплачивалась за меня, предъявляя в кассе банковскую карточку мужа, даже не имея понятия, сколько денег списывалось к концу дня со счёта.
– Да, брось ты стесняться… Бери-бери, – подталкивала меня Жанна к кассе. – Это же не мои бабки… У Дитера полно. Пусть свинья рассчитывается… Он мне задолжал…
– За что, Жанна? За что он тебе должен? – я не могла представить, что могла дать Жанна богатому немцу, за что тот должен был с ней расплачиваться.
– Да, он мой вечный должник, – насмехалась Жанна, – да, хоть вот за то, что я, молодая и красивая, сплю с этим уродом… разве этого мало?
Подробностей семейной жизни Жанна не рассказывала. Я видела её Дитера и мне он казался вполне приятным, хоть и не симпатичным внешне и староватым, дядечкой. Но он всегда был приветлив, заботился о Жанке, сюсюкаясь с ней, как с ребёнком, терпел её резкие реплики, кажущиеся детскими капризами.
– Интересно, чем ей «насолил» Дитер, в каком месте он урод? И чем он уродливее моего урода… – думала я, пытаясь понять, что кроется за словами Жанны.
В перерывах шопинга мы заваливали в сверкающие неоном кафе, с удовольствием пили кофе с коньяком или заходили перекусить в ставшие модными японские ресторанчики, полакомиться заморской суши. Жанна вела себя несколько странно. Иногда она веселилась, словно была «под градусом» или, лучше сказать, «навеселе». Иногда же становилась задумчивой, подавленной и даже напуганной. Жанна была на пару лет моложе меня, но иногда казалась много старше… В её глазах сквозь внешнюю весёлость пробивался внутренний ужас, вырывающийся наружу в редкие минуты. В такие минуты мне становилось страшно. Жанна знала что-то такое, что было неведомо мне. Но я старалась не думать об этом, быстро переводя свои мысли в другое русло.
– Умные люди учат не думать о плохо, не смотреть страшные фильмы, не дружить с неудачниками… – напоминала я себе вычитанные в «умных» книгах мудрости.
5.
Однажды Жанна заехала без предупреждения, хотя это было и не принято. Когда я, открыв дверь, выдала удивление, она сказала:
– А у меня сегодня день варенья…
– Ой, почему не предупредила? У меня нет для тебя подарка…
– Да не парься, «лучший мой подарочек это ты», – пропела Жанка, проходя в комнату и, как мне показалось, странно посматривая на меня.
Я сразу заметила её возбуждение и подумала, что она уже успела отметить. Её щёки, обычно белые, румянились. Прежде чем сесть на диван, Жанна скинула широкую рубашку и оказалась почти голой – на ней осталась маечка на тонких бретельках, и обтягивающие бёдра и ноги леггинсы.
– Есть предложение, подкупающее своей новизной… давай выпьем, – предложила Жанна, вытащив из сумки, бутылку моего любимого Мартини.
Мы нарезали колбасы и сыра, достали конфеты из холодильника. На улице стояла жара, несмотря на прохладный среднеевропейский климат, и мы шоколад держали на холоде, чтобы он не плавился.
– Ой… и жара в этом году, – протянула Жанна. – Как никогда… А вентилятора у тебя нет?
– Неа… – отозвалась я, укладывая фрукты на плоское блюдо.
– Жаль… слушай, ты не против, если я немного разденусь?
– Давай… – согласилась я.– Кир на работе. Придёт только в шесть, не раньше…
– А что Кир? – спросила Жанна, стянув с себя майку, под которой не оказалось бюстгальтера, – он что… женщин голых не видел?
– Ну, не знаю… как тебе сказать… меня видел. А других – не знаю.
– Он что у тебя… верный муж? Не изменяет?
– Думаю, нет, – ответила я, хмыкнув, представляя женщину, с которой мог бы изменить мой Кир, вернее, не представляя такую.
Жанна лёгким движением руки… стащила майку и леггинсы, оставшись в одних трусиках. Она села «по-турецки», подобрав под себя ноги. Тонкая полоска крошечных трусов, называемых стрингами, врезалась в серединку открывшихся губ, не скрытых волосами – она тщательно сбривала их. Мне стало неудобно, и я перевела взгляд на её лицо. Жанка что-то говорила. Я смотрела на её губы и не слышала слов. Я видела только яркое пятно на лице, которое шевелилось, то изгибаясь в улыбке, то обиженно кривясь… мне выносимо захотелось поцеловать эти губы. Я перевела взгляд на грудь. Маленькие соски, обычно совершенно плоские, теперь призывно торчали… и словно лезли в рот.
